Был у "Эха" один плюс, которого нынешняя журналистика часто лишена -- непредсказуемость. Начиная с первой строчки текста, почти никогда нельзя было угадать, как текст закончится. Это вызывало раздражение, но это и увлекало. Помню заметку, которая начиналась словами:
Посмотрите на этих людей. Узнаёте ли вы их?
И три фотографии в ряд. Первую не помню. Зато вторая... если бы я умела рисовать, воспроизводила бы лицо с этого фото каждый день. Рассказывали про одну деревенскую старуху, которая сорок лет ежевечерне переписывала от руки стихотворение Пушкина "Я вас любил". Вот и я бы так же перерисовывала это лицо. Черноокая чаровница с каджарской миниатюры -- или чаровник, не суть важно, пери, джинн, небесное создание из сказок "тысячи и одной ночи". Грустный взгляд, словно бы что-то предчувствующий. Необыкновенно грустный был взгляд. Такие вещи почему-то помнятся.
Третье фото поначалу казалось гораздо более тривиальным. На нём был изображён темноволосый мужчина средних лет, внешне совсем не примечательный, старомодно причёсанный, с брезгливым и утомлённым видом. Таких физиономий двенадцать на дюжину -- встретишь второй раз, не узнаешь. Обращали на себя внимание разве что большие, до неестественности светлые глаза. Они казались внимательными, но в собственном смысле внимания там не было ни на грош. Только тяжёлое, неподвижное безразличие. Если долго смотреть на снимок, становилось беспокойно. Неприятно даже становилось. Назовём вещи своими именами -- становилось страшно.
Это были портреты знаменитостей без усов. Соответственно, вторая фотография -- Фредди Меркьюри, третья -- Адольф Гитлер. А кто был запечатлён на первой, не помню.
